Ростислав Ищенко, президент Центра системного анализа и прогноза (Киев).
70 лет назад, 23 августа 1939 года, Советский Союз добился крупной победы. Победы тем более выдающейся, что одержана она была не в кровопролитной войне, а на дипломатическом фронте. В этот день был заключён Советско-германский договор о ненападении, известный в народе как «Пакт Молотова-Риббентропа».
Следует сразу подчеркнуть, что с момента подписания Советско-германский договор о ненападении, именуемый не иначе, как «позорный сговор тоталитарных режимов», стал объектом политической пропаганды, направленной против СССР. Поэтому, оценивая ныне значение документа, мы должны отрешиться от наросших за десятилетия наслоений лжи.
Подписание подобных соглашений – обычная европейская практика тех лет. Например, аналогичный договор с Германией имела Польша. 7-го июня 1939 года договоры о ненападении с Германией заключили Литва, Латвия и Эстония. Советский Союз предлагал Германии подписать подобное соглашение ещё в 1936 году. Тогда формальной причиной отказа официального Берлина стало отсутствие у Германии и СССР общей границы. С этой точки зрения, возвращение (по инициативе немецкой стороны) к этому вопросу в августе 1939 года выглядит более чем логичным. Немцы прямо заявили, что собираются ликвидировать Польшу и, во избежание конфликтной ситуации, хотели бы заранее урегулировать отношения с СССР, общая граница с которым, таким образом, появлялась.
На тот момент Гитлер уже ликвидировал Австрию и Чехословакию. Берлин проинформировал Москву о том, что «польская проблема» будет решена вооруженным путем не позднее сентября. Лондон и Париж от оформления союзных обязательств уклонились, а Польша и государства Прибалтики занимали откровенно враждебную по отношению к СССР позицию. Подписание договора с Германией являлось единственным доступным советскому руководству ходом.
Это хорошо понимают и критики «Пакта Молотова-Риббентропа». Фактически их инвективы направлены не против самого договора, а против секретного протокола к нему, которым фиксировались пределы советской и германской «сфер интересов». При этом в советскую сферу интересов отходили: восточная часть польского государства (более половины территории), вся Прибалтика, Финляндия, Бессарабия и Северная Буковина. К концу 1940-го года большая часть этих территорий вошла в состав Советского Союза. Из этого делается весьма сомнительный вывод о «солидарной ответственности» Москвы и Берлина за развязывание Второй мировой войны.
Возможно, с точки зрения абстрактного морализаторства, привычка великих держав определять сферы интересов далека от идеала «равноправных» международных отношений. Тем не менее, это реальная практика не только средины двадцатого века, но и наших дней. Достаточно вспомнить разбросанные по всему миру «сферы жизненных интересов США», очерчиваемые не одним лишь пером дипломата, но и силой оружия.
В конце 1939 – начале 1940 года Великобритания собиралась оккупировать нейтральную Норвегию только потому, что таким образом можно было значительно ухудшить стратегическое положение Германии и блокировать поставки Рейху шведской железной руды. Немцы опередили англичан на считанные часы, проведя дерзкую десантную операцию в то время, когда флот с английской армией вторжения уже вышел в море.
Так что и секретный протокол, как и сам договор в конкретных исторических условиях защищали прежде всего интересы СССР. Не пролив ни капли крови, советское руководство в течение ближайших полутора лет, когда Европа уже ввязалась во Вторую мировую войну, достигло территориальных приращений практически в десяток раз превосходящих всё, что получил Гитлер после нападения на Польшу. В своё время Российской империи, для интеграции практически этих же территорий понадобилось почти сто лет непрерывных войн (от начала правления Петра I, до конца царствования Екатерины II). В этом сравнении советское руководство в конце тридцатых годов куда эффективнее сумело расширить границы страны в строгом соответствии с действовавшими в то время международными нормами и реальной дипломатической практикой.
Более того, несмотря на то, что вступления в войну избежать не удалось, и через 21 месяц после подписания договора Германия всё же напала на Советский Союз, Сталин правильно оценивал ситуацию в целом. Как известно, он считал, что Гитлер не решится на войну против СССР, не разобравшись с Великобританией, поскольку война на два фронта неизбежно ведёт к поражению Германии. Гитлер на нападение решился, и война на два фронта закончилась сокрушительным поражением для него. А СССР территориальные приращения, далеко отодвинувшие советскую границу на Запад, принесли очевидную стратегическую пользу. Одной из многих причин поражения германской армии в кампании 1941 года на Восточном фронте стала выработка моторесурса танков. На лишнюю тысячу километров (а кое-где и две с половиной) немецким танкам пришлось пройти уже от новой границы.
В принципе, Советско-германский договор о ненападении не только внёс весомый вклад в достижение окончательной победы над фашизмом, но и в значительной мере предопределил послевоенное мироустройство. По крайней мере, европейские границы, установленные в Ялте и Потстдаме в 1945 году и гарантированные Хельсинкскими соглашениями 1975 года, были впервые проведены именно в секретном протоколе к данному договору. До сих пор границы восточноевропейских государств, включая бывшие республики СССР, с незначительными изменениями являются границами «Молотова-Риббентропа».
Хочу обратить внимание на один курьёз. Практически каждый правоверный украинский националист является одновременно жесточайшим критиком «Пакта Молотова-Риббентропа». Достаётся при этом не только Сталину и советскому режиму, но и современной России, не желающей посыпать голову пеплом и униженно каяться за то, что в своё время советское руководство, во враждебном окружении, смогло провести блестящую дипломатическую операцию, отстояв жизненные интересы страны и на десятилетия вперёд закрепив новый стратегический расклад в Европе.
Забавно же в этом то, что если гипотетически Москва пойдёт навстречу пожеланиям своих критиков и официально денонсирует Советско-германский договор о ненападении (кстати, и так фактически утративший силу 22 июня 1941 года) и секретный протокол к нему, а также все последующие двусторонние договоры и международные соглашения, фиксирующие и закрепляющие территориальные изменения, вытекающие из данного протокола, то Россия не понесёт практически никаких территориальных потерь. Зато украинскому государству (если, конечно, быть последовательным) придётся отказаться от всех территорий за Збручем (которые должны вернуться к Польше), от Северной Буковины и Южной Бессарабии (необходимо вернуть Румынии), от Закарпатья (до 1939 года входило в состав Чехословакии, в 1939-1945 годах принадлежало Венгрии).
Впрочем, украинские националисты вообще люди странные и смешные. Они называют оккупацией воссоединение Украины с Россией, санкционированное Переяславской радой 1654 года, но ни в какую не хотят возвращать подаренный по случаю 300-летия этой «оккупации» Крым. Они клеймят позором национальную политику Сталина, но хотят жить в Украинском государстве, границы которого были определены именно первым Генсеком КПСС.
Возможно, именно по причине такой странности националистов, контролирующих государственную власть в Киеве, украинская дипломатия не имеет в своем активе побед, хотя бы отдаленно сравнимых с Советско-германским договором 1939 года, а современное украинское государство по своему весу в международных делах и перспективам выживания сравнимо скорее с Польшей 1939 года, чем с современной Россией.
