Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты «Дом актера», специально для РИА Новости.
Антона Яковлева снова пригласили в МХТ, где снова в пространстве Малой сцены им был поставлен спектакль по русской классике. В прошлом сезоне этот молодой режиссер обратился к «Крейцеровой сонате» Л. Толстого, а в этом - к инсценировке «Дуэли» А.П. Чехова.
Нетрудно заметить, что в этом ряду пусть всего двух названий, но присутствует скрытая, а может быть, и совсем не скрытая, но настойчивая логика обращения к великим текстам. Кажется, режиссер говорит нам, что на все самые беспощадные вопросы новейшего времени нужно искать ответы не в современной, а в родной классической литературе. Похоже, Яковлев также уверен в том, что именно классика и только классика подсказывает, как можно выжить человеку, когда смещены представление о морали, когда дух не крепок, и когда все позволено.
Ведь и в толстовской «Крейцеровой сонате», и в чеховской «Дуэли» главный герой как раз и находится в состоянии духовного смятения, в первом случае герой бросает радикальный вызов институту брака, считая этот самый институт самым лживым, а во втором – чеховский герой, заброшенный на Кавказ, теряет связь с понятием должного. И дело не только в том, что Лаевский не знает, как жить, а в том, что в нем самом потеряна воля. Толком не пожив, он устал жить и не видит, в общем-то, цели. И, как часто бывает в таких случаях, он разочарован в близкой ему женщине, которую увел от мужа, и ему обманчиво кажется, что если он уедет в Петербург, по сути бросив ее, не заплатив долгов, то все как-то само собой разрешится.
Вот этот самый потерянный человек и занимает, кажется, Антона Яковлева. Чеховская «Дуэль» не только фиксирует состояние такого героя, но, что важно режиссеру, показывает как распад, так и «сборку» развинтившейся души.
Современного человека успешно анатомировали, но куда менее успешно диагностировали. Современному человеку сказали, как жить нельзя, но не подсказали - а как же должно? Через чеховского героя Лаевского Антон Яковлев и ведет свой разговор с современным зрителем о пути к должному, как и полагается у этого автора - без пафоса, с психологической подробностью, безжалостно и с состраданием одновременно.
Лаевского играет Анатолий Белый. Он ведет свою исповедь, иронизируя, как другой чеховский герой, Иванов, над тем, что стал неврастеником, белоручкой. Этот честный самоанализ, к которому приобщается зал, делает героя своим. Дело не в том, что ты ему сочувствуешь, а в том, что всё понимаешь.
Несчастную Надежду Федоровну играет Елена Панова, и актриса не давит на жалость, а создает характер обыкновенной, в общем-то, ничем не примечательной женщины, Более того, Панова играет так, что её героиню не только можно, но и нужно было бы разлюбить. Ей все равно. Рефлексия Лаевского заразила и её. С самых первых сцен ощутимо, что внутри неё что-то надломилось, она не понимает, что происходит, но чувствует, как жизнь идет под откос. Если не осознает, то опять же, интуиция подсказывает ей – Лаевский её разлюбил. Она потеряна не меньше, чем он. Но – и вот это самое интересное – актриса отвоевывает право на драму даже такой непримечательной вроде личности, как Надежда Федоровна.
То, как играет Дмитрий Назаров роль Самойленко, заставляет еще раз убедиться в том, какого мощного артиста имеет в своей труппе МХТ. Его герой – богатырь по фактуре, на деле сущий добряк. Он, пожалуй, единственный, если не считать дьякона Победова, не зараженный рефлексией - отчасти потому, что любит и свое дело, и каждого вокруг. Он умеет радоваться каждому дню, каждому застолью. В Самойленко Назарова органична потребность помочь человеку, если тому плохо, не спрашивая, не выясняя, что к чему. Он простодушен и наивен, не допускает дурных мыслей о тех, кто вокруг.
Ну, а в финале - дуэль. Фон Корена, ученого, которого по словам Самойленко, «испортили немцы», играет Евгений Миллер. Почему Фон Корен вызывает на поединок Лаевского? В спектакле ученому, подчинившему жизнь рациональному порядку, ненавистен жалкий неврастеник, оскорбляющий своим столь немотивированным существованием жизнь, которую каждый человек обязан, полагает Фон Корен, облагородить осмысленной деятельностью. В противном случае он записывает несчастного в класс макак. Очень чеховский герой.
Евгений Миллер, впрочем, играет не идейное, а человеческое противостояние. Его Фон Корен скрыто, но, кажется, завидует Лаевскому, в частности, его свободе от всяких обязательств. Застегнутый на все пуговицы, выхолощенный Фон Корен, тренирующийся в боксе, только на словах силен. А перед дуэлью и во время дуэли он не способен просто так переступить некую черту. Трудно стрелять с мыслью убить противника. Рука Фон Корена дрожит и он долго целится, не столько потому, что хочет выстрелить наверняка, но потому, что убить трудно.
Как часто случается, почти комическая нелепость не позволит состояться убийству. Дьячок спрячется, чтобы следить за ходом дуэли, пусть сан и не позволяет. Его играет Валерий Трошин как блаженного, «смешныго и смешливыго», тихого нравом. Дьячок выскочит из укрытия с отчаянными криками, причитаниями и, наплевав на все церемонии, сорвет дуэль, спасет жизнь одному и убережет от убийства другого.
Враги помирятся перед отъездом одного из них, Фон Корена. Однако произойдет в этом примирении нечто большее. Один осознает, что надо искать истину, и только на этом пути и можно обрести смысл, а другой потеряет былую категоричность и уже не будет так просто делить человечество на макак и людей.
Глядя на лодку, которая уплывает в бурю с Фон Кореном, все стоят на берегу и с замиранием сердца смотрят на то, как волны то выносят на гребень, то снова опускают в пучину суденышко. Доплывет, не доплывет? Все-таки доплывет.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
